Вот уже полгода в Украине действует Закон «Об исполнительном производстве» в новой редакции. Чиновники Государственной исполнительной службы высшего ранга заявляют, что теперь у должников практически не осталось возможности уклониться от выполнения решений, постановленных судами. И действительно, положение должника как стороны исполнительного производства сильно изменилось. Если раньше у него была масса законных способов затянуть исполнение решения, то теперь должника существенно ограничили в правах. Настолько существенно, что некоторые специалисты даже говорят о несоответствии норм «нового» Закона положениям Конституции Украины (к примеру, в пресловутом вопросе о еще не открывшихся, но уже арестованных счетах, см. ч. 4 ст. 52 Закона). А говорить об эффективности таких мер не приходится, во всяком случае, об эффективности, кардинальным образом меняющей ситуацию с выполнением судебных (и не только) решений в стране. И поэтому чем далее, тем очевиднее становится, что одним только усилением законодательного прессинга на должника этой проблемы не решить. Ведь причина катастрофической ситуации в этой сфере не только в злоупотреблениях правами со стороны должников, но и в пренебрежении обязанностями со стороны госисполнителей, и в уже привычном скудном бюджетном финансировании, и во многом, многом другом…

Вот уже полгода в Украине действует Закон «Об исполнительном производстве» в новой редакции. Чиновники Государственной исполнительной службы высшего ранга заявляют, что теперь у должников практически не осталось возможности уклониться от выполнения решений, постановленных судами. И действительно, положение должника как стороны исполнительного производства сильно изменилось. Если раньше у него была масса законных способов затянуть исполнение решения, то теперь должника существенно ограничили в правах. Настолько существенно, что некоторые специалисты даже говорят о несоответствии норм «нового» Закона положениям Конституции Украины (к примеру, в пресловутом вопросе о еще не открывшихся, но уже арестованных счетах, см. ч. 4 ст. 52 Закона). А говорить об эффективности таких мер не приходится, во всяком случае, об эффективности, кардинальным образом меняющей ситуацию с выполнением судебных (и не только) решений в стране. И поэтому чем далее, тем очевиднее становится, что одним только усилением законодательного прессинга на должника этой проблемы не решить. Ведь причина катастрофической ситуации в этой сфере не только в злоупотреблениях правами со стороны должников, но и в пренебрежении обязанностями со стороны госисполнителей, и в уже привычном скудном бюджетном финансировании, и во многом, многом другом…

Сомнений в том, что система принудительного исполнения судебных решений нуждается в реформировании, не было ни у кого. Специалисты рассуждали о перспективах внедрения в Украине одной из моделей, существующих в развитых странах. В Западной Европе исполнение решений судов осуществляют частные судебные приставы, которые постоянно контролируются государством, получают лицензии и страхуют свою профессиональную деятельность. В США, наоборот, исполнительную деятельность осуществляют государственные служащие службы маршалов, которые наделены широчайшими полномочиями и имеют все возможности для исполнения решений судов (в том числе для воплощения в жизнь дорогостоящих программ по защите свидетелей, включающих смену места жительства, проведение пластических операций и т. д.). Перекроить всю систему исполнения решений на европейский лад украинский законодатель так и не рискнул, оставив прежнюю государственную модель. Рассчитывать же на полное покрытие всех расходов исполнительной службы из государственного бюджета в нынешней экономической ситуации не приходилось. В итоге обновленный Закон явил нормы, которые по логике вещей не должен был содержать.

Так, в новую редакцию Закона «Об исполнительном производстве» перекочевала старая норма, позволяющая взыскателю по соглашению с государственным исполнителем вносить на соответствующий счет органа государственной исполнительной службы определенную денежную сумму «для осуществления необходимых расходов или покрытия их части». И это несмотря на то, что Закон Украины «Об источниках финансирования органов государственной власти» предусматривает финансирование государственных органов исключительно за счет средств государственного бюджета и запрещает им создавать внебюджетные специальные счета и использовать деньги, полученные «в награду» за осуществление функций государства.

Порождение очередной коллизии норм – не единственный недостаток принятого решения. Государственный исполнитель, располагающий определенной суммой средств для организации исполнения, следовательно, сможет работать быстрее. Однако, решая таким образом проблему недостаточного финансирования, законодатель тем самым ставит эффективность работы исполнительной службы в зависимость от материального положения взыскателя. Разумеется, разные взыскатели имеют разные доходы и поэтому теперь в разной степени могут рассчитывать на действенность исполнительного производства. Чем иным, как не привилегиями и ограничениями в зависимости от имущественного положения лица, это можно назвать? Помимо прочего, исполнителю фактически позволено рекомендовать (а в устах государственного чиновника такая рекомендация зазвучит как требование) внести аванс на исполнение.

Должнику действующая редакция Закона преподносит куда больше неприятных сюрпризов, чем взыскателю. Например, в случае оценки стоимости его имущества. Ранее возможности государственного исполнителя в этом вопросе были крайне ограничены – он мог самостоятельно определить стоимость только чего-нибудь не слишком дорогого (до 1700 грн.). Теперь чиновник ГИС может определять стоимость любого имущества (кроме недвижимости и транспортных средств, для оценки которых привлекаются субъекты оценочной деятельности) и только в случаях, когда «определить стоимость имущества (отдельных предметов) сложно» или должник (либо взыскатель) возражает против передачи имущества для реализации по цене, определенной госисполнителем, последний обязан воспользоваться услугами оценщика. Стоит ли напоминать о том, что критерий сложности весьма субъективен? Должникам наверняка приходиться настаивать на привлечении оценщика, услуги которого согласно Закону оплачивает сторона, которая оспаривает определение стоимости имущества, проведенное государственным исполнителем. Другими словами, на исправление ошибки исполнителя (случайной или намеренной) для восстановления своих прав и интересов нужно будет заплатить – опять «перевес» на стороне состоятельных.

Запрет на выезд должника за границу, арест счетов по решению государственного исполнителя (а не суда, как было раньше), исключение из Закона перечня оснований для применения ареста имущества (что позволяет налагать арест во всех случаях почти автоматически) – все эти меры, свидетельствующие об исповедовании государством принципа недобросовестности должника, сильно усложняют его жизнь. А если арсенал новых полномочий будет задействован небеспристрастным чиновником, то положение должника и вовсе может стать невыносимым. Конечно, у него останется возможность обжаловать несправедливое решение, но даже в этом вопросе он обнаружит неравенство: обжаловать действия государственного исполнителя должник может только в судебном порядке, в то время как у взыскателя есть возможность задействовать также и административные рычаги.

Эта, казалось бы, процессуальная мелочь, направленная на благое дело, на самом деле огромна по своей значимости. Государство с помощью Закона возводит в статус приемлемого изначально неравный подход к сторонам процесса. Позволяя взыскателю жаловаться вверх по исполнительной лестнице, оно тем самым признает наличие ситуаций, из которых такие меры являются наилучшим выходом. Но почему тогда в возможности применить такой выход должнику отказывают? Или исполнитель может быть несправедливым только по отношению ко взыскателю? Такой подход демонстрирует известную ограниченность законодателя – непонимание им основ правовых процессов, а на практике превращает положение должника в узаконенное бесправие.

Отдельные моменты «нового» Закона выглядят вовсе нелепыми. Так, исполнителя попросту не должно волновать, получил ли должник постановление об открытии исполнительного производства. Достаточно того факта, что таковое ему отправлялось по последнему известному исполнителю адресу, указанному в исполнительном документе. Но в таком случае следовало бы обязать государственного исполнителя каким-то образом реагировать, если ему станет известно, что никакого постановления должник все-таки не получал. Однако никаких обязанностей на сей счет для госиполнителя Закон не содержит, он лишь предоставляет ему возможность (по желанию, как говорится) приостановить производство на какой-то срок. А ведь невыполнение должником предписаний постановления госисполнителя может расцениваться как уклонение от исполнения решения суда со всеми вытекающими отсюда последствиями, например, возможностью запретить ему выезд за границу (что пагубно для лиц, по роду деятельности зарабатывающих именно за границей) и тому подобными.

Нет сомнений, что в любой из указанных ситуаций есть сторона, которая не будет возражать против усиления давления на должника всеми возможными способами. Сторона, чьи права нарушались, которая выиграла суд, годами ждала исполнения решений, а в результате зачастую оставалась ни с чем. И эту позицию можно понять, если учесть, что отношение государства ко взыскателю долгие годы оставалось абсолютно недопустимым. Но достигнет ли она своей цели? Выиграет ли взыскатель и общество в целом, если недопустимым станет отношение государства к должнику? Украинский Закон демонстрирует куда большую жесткость, чем, например, законодательство соседней Российской Федерации, где запрещено забирать у должника единственное пригодное для использования по назначению жилье и предметы домашнего обихода (причем все предметы, а не только жалкий их перечень, подобный тому, который приведен в украинском законодательстве, сформированный в большей мере еще в советские времена). Ответчик, проигравший судебный спор в Украине, может враз оказаться на улице с тремя парами обуви, матрасом, кухонной посудой и одним холодильником на семью, где возможно будут лежать запасы еды, но только для личного потребления и не больше, чем необходимо на три месяца. Не стоит сомневаться, что перспектива остаться на грани выживания (а возможно и за этой гранью) заставит должника многократно увеличить попытки поиска выхода из патовой ситуации. И если раньше он использовал для этого недостатки Закона, формально его при этом не нарушая, то теперь ситуация рискует измениться на прямо противоположную.

Попытка соблюсти лицо с помощью нормы о запрете обращения взыскания при сумме задолженности, не превышающей 10 минимальных зарплат (что составляет на данный момент 9600 гривен), на единственное жилье и земельный участок, на котором оно расположено, выглядит просто смешной. Видимо, для некоторых «наверху» все же стало понятным, что общество опасно загонять в рамки безысходности, отрезая все пути к возможности заработать и вернуть свой долг. В парламенте появился законопроект №9124, которым предлагается все-таки оставлять единственное жилье за должником.

И напоследок еще одно весьма немаловажное заключение. Ничто так не способствует выполнимости решений суда, как уверенность всех в том, что эти решения справедливы. Уверенность в обратном (а исполнителям частенько приходится выслушивать от должников аргументы, предназначающиеся для суда), характерная для украинского общества, будет выливаться в намерениях любым способом уклониться от исполнения. Так что исполнительному производству не суждено превратиться в идеальный механизм восстановления прав, если эти права повсеместно нарушаются в самом суде.

Успех реформ в системе принудительного исполнения судебных решений будет возможен, если государству удастся выстроить механизмы, исключающие коррупцию, кардинально изменить уровень доверия населения к судебной власти, который на сегодняшний день достиг катастрофически низких показателей, положить в основу отношений чиновника и гражданина принцип справедливости, разумности и гуманности. Одно только ужесточение закона не даст ожидаемых результатов.